В своем учении о предложении (propositio) Оккам предвосхищает многие положения как традиционной логики нового времени, так и современной математической логики. В ряде контекстов он трактует предложение как агрегат из субъекта, предиката и связки, которая как бы взаимно соединяет субъект с предикатом (11, d. III, q. 13). Его классификация предложений предвосхищает массу соответствующих рубрик традиционной логики. Им выделяются: категорическое предложение (17, II, с. 1, Р. 149); условное (там же, II, с. 31, р. 219); копулятивное предложение вида «S1 и S2 суть Р» (там же, II, с. 32, р. 219); присущности (de inesse), например «человеку свойственна животность» (59, 218); единичное; всеобщности и многие другие подразделения.
Классифицируя предложения по модальности, Оккам выделяет следующие основные виды: необходимости, возможности и случайности (там же, 219). Оккамова дефиниция: «Только то предложение именуется случайным, которое не является ни необходимым, ни невозможным» (17, II, с. 27, р. 210), как легко видеть, соответствует следующему определению современной модальной логики:
Важнейшим элементом оккамовских предвосхищений отдельных тезисов чистого исчисления предложений является фактическое знакомство мыслителя с теоремами:
что впервые было текстологически зафиксировано Филотеем Бенером (63, 115). Это дало польскому историку логики Яну Лукасевичу основание именовать соотношения (2) и (3) не теоремами Де Моргана, как это обычно принято, но называть их законами Оккама (см. 33, 271, прим. 3).
Значителен вклад Оккама в развитие схоластических трактатов «De consequentiis» (о консеквенциях), в текстах которых можно проследить формирование отдельных понятий, характерных для современных логических доктрин о материальной, формальной и других видах импликации. Правильной (bona) консеквенцией вида «Если А, то ...В» Оккам считает такую, в которой из противоположного ее консеквенту (В) вытекает противоположное ее антецеденту (А). Материальное (materialis) следование Оккам трактовал в смысле, весьма близком к современному нам. В числе правил для этого вида консеквенций наиболее важны: (а) из невозможного следует произвольное (sequitur quodlibet) и (б) необходимое следует из произвольного.
Истинность же формальной (formalis) импликации мыслитель обусловливал исключительно правильностью формы соответствующей консеквенции. Например, следующая формальная импликация «Только мудрецы корыстолюбивы, следовательно, каждый корыстолюбивый является мудрецом» истинна, несмотря на то, что слагается из двух ложных предложений. Это верно потому, что из предложения формы «Только X есть Y» следует: «Каждое Y есть X», при любых X и Y.
В основу дальнейших подразделений видов следования Оккам кладет различение между простой (simplex) и фактической (ul nunc) импликациями. Простую импликацию он определяет посредством двух таких правил: (а) из необходимого не следует случайное и (б) из возможного не следует невозможное. Под фактическим следованием мыслитель имеет в виду импликацию, относящуюся к настоящему моменту времени.
К каталогу консеквенций Дунса Скота Оккам присоединяет следование с помощью внутреннего опосредующего звена (consequentia per medium intrinsecum) и следование с помощью внешнего опосредующего звена (consequentia per medium extrinsecum). Примером первого вида может служить предложение «Платон говорит, следовательно, человек говорит», которое сводимо к формальной импликации с помощью предложения «Платон — человек», которое и есть внутреннее опосредующее звено. В случае следования второго вида аналогичное сведение может быть осуществлено с помощью присоединения хотя бы одного такого термина, который отсутствует в исходной консеквенции (102, 3, 417). У Скота Оккам заимствует идею о принципиальной сводимости некоторых неформальных консеквенций к формальной импликации.
Оккам рассматривал также консеквенции с неопределенными предложениями (например: «Завтра будет морское сражение»), в том числе консеквенции типа: «Если бог знает, что Р произойдет, то Р произойдет». Ф. Бенер полагает, что это дает основание квалифицировать Оккама как пионера трехзначной логики (см. 43, 143).
Завершая краткий очерк дедуктивной ветви логики Оккама, отметим, что мыслитель является первооткрывателем закона достаточного основания. В этой связи приведем следующие два текста Оккама. Первый из них гласит: «Ничто не должно приниматься без основания, если оно не известно или как самоочевидное, или по опыту...» (26, ch. 28). Во втором сказано: «Мы не должны принимать какое-либо положение как неподлежащее обоснованию, если только это не логический вывод, или нечто, проверенное на опыте, или же благочестивое предписание, требующее от нас поступать именно так, а не иначе» (12, I, d. 30, q. 1, D). Отбрасывая небольшой теологический налет в этой формулировке, нетрудно заключить, что Лейбниц явно должен «уступить» свой приоритет автора закона достаточного основания Оккаму. Заодно заметим, что Оккам в отличие от ряда современных нам нормативных логиков соотносит моральные максимы с бивалентной шкалой истинностных оценок.
Вопреки распространенному предрассудку, Оккам не был вседедуктивистом, поскольку понимал важное значение индуктивных выводов для человеческого познания. Следуя Аристотелю в определении индукции, Оккам писал: «Индукция есть переход (progressio) от знания единичных вещей (singularibus) к знанию общего (ad universale)» (102, 3, 418), что трудно истолковать иначе, чем лишь перевод соответствующего фрагмента из стагиритовой «Топики» (57, 12, 105а). Оккам констатирует, что «для производства индукции требуется, чтобы как в единичных посылках, так и в общем заключении был один и тот же предикат, а различие было только среди субъектов» (102, 3, 418).
Оккам представляет себе логическую сущность тех трудностей, которые связаны с верификацией единичных предложений в опытных науках. В принципе он допускает, что существуют такие предложения, которые могут быть с достоверностью познаны только посредством опыта. Единичные предложения опытных наук могут быть очевидными, но их ни в коем случае нельзя рассматривать как самоочевидные (12, q. 2).
Знаменательно, что Оккам формулирует тезис подразумевания единообразного протекания природных явлений (suppositio communis cursus naturae) как методологический постулат ряда индуктивных «скачков». В самом деле, переход от предложения (I) «Этот экземпляр такой-то травы излечивает больного лихорадкой» к предложению (II) «Все травы данного вида могут вылечить больных лихорадкой» предполагает, что все травы одного и того же вида при прочих равных условиях производят одинаковые действия. Каузальное высказывание «A есть причина B» Оккам истолковывает в смысле: «Каждое A может вызвать B».
Наличие у Оккама некоторых элементов индуктивной логики и методологии послужило благоприятным фактором для последующего развития натуралистических элементов в философии природы у Буридана и в Оксфорде, а в конечном счете повлияло и на теорию научного метода у Ф. Бэкона.
Глава VIII. Оккамисты XIV—XVI веков
од оккамизмом обычно имеют в виду школу Оккама, его многочисленных последователей как на Европейском континенте, так и в Оксфорде. Именно через призму оккамизма наиболее отчетливо видна прогрессивность идей самого Оккама. От Оккама пошло новое методологическое направление, многие его ученики стали даже естествоиспытателями, которым он сам не был. Поэтому проблема оккамизма в принципе шире, чем вопрос об учениках Оккама.Оккамизм в целом выступает как прогрессивное философское направление, постепенно подтачивает корень схоластики и формулирует ряд философских и естественнонаучных концепций, во многих отношениях тяготеющих к Новому времени. Вместе с тем то, что обычно обозначается словом «оккамизм», есть весьма пестрое по своему характеру философское и идеологическое течение, включавшее в себя как авторов почти материалистического направления (скажем, Буридана и Николая из Отрекура), так и тяготеющих к субъективному идеализму мыслителей (например, Пьера д’Альи). Это не должно особенно удивлять, поскольку, как справедливо замечает В. В. Соколов, «при антисхоластической и антиреалистической направленности, номинализм уже тогда (в средние века. — Авт.) содержал элементы субъективизма» (39, 91). В меньшей степени это высказывание относится к самому Оккаму и в большей — к некоторым из его последователей: крайний номинализм в принципе сходился с феноменализмом.